Запрос: « Как я шёл домой с мармеладными мишками »
Стиль: Саспенс
От: Лика & Alex
Скептики отнесутся недоверчиво к этой истории. Мистики наведут мрака гуще того беспросветного, что уже в ней сложился. Рационалисты не найдут в ней ничего, кроме необъяснимых событий, кои им привычно отвергать. Историки найдут необычные совпадения, памятуя — лишь из ткани необычайностей соткана наша жизнь.
Останки Бедфорда нашли в парке полицейские, раскиданные по местности, они ужасали редких проходимцев. Человеческие органы были окутаны слоем вязкого гуммиарабика — небрежно присыпанные чернозёмом, они будто бы ждали своего часа: мистики предположили бы, что в таком состоянии и мозг, и почки, и сердце, исключительно консервировались для оккультных сессий; тот редкий случай, когда мистики могли оказаться правы.
Бедфорд жил неподалёку от железнодорожной станции. Его профессия вычислителя требовала недюжинных математических навыков. В подвале своего дома он, периодически смахивая со лба пот, доказывал теоремы, соединял нити логических умозаключений и исписывал бумаги, которые складывал тут же рядом: тяжёлые пачки нависали багажом знаний, и помогли бы в развитии исчислительных наук, если бы Бедфорд не был тем человеком, кто всё делает в стол. Копоть от керосиновой лампы — увлечённый умственными упражнениями Бедфорд забывал подрезать фитиль — застлала добрую четверть площади потолка кельи, и осела на бумагах серо-чёрным слоем, что лишь затрудняло последующие прочтения. После его смерти, однако, бумаги отошли в местные университеты для анализа, будем верить, что и в таком состоянии с них окажется толк.
Бедфорд, как можно вывести из его занятий, был домоседом, и любил смотреть за снующими мимо поездами и людьми лишь исключительно если не приходилось покидать келью. Однако, его пыткий ум уже несколько месяцев привлекало готическое здание, расположенное за густым парком, который, в свою очередь, преграждала железная дорога. В подзорную трубу Бедфорд видел лишь купол, но математический склад ума дорисовывал оставшуюся архитектуру и результирующий рисунок будоражил его воображение. Бедфорд не был архитектором, отнюдь, иначе он бы причислил здание к экспериментальной неоготике, а то и предугадал бы год возведения.
…Однако, архитектурные навыки, похоже, стремился приобрести. Представляя, как будет измерять высоты необычайного здания верёвкой и тросами, как будет достраивать пропорции триангуляцией, Бедфорд проводил вечера. Здание манило и тем, что, казалось, в нём не могло быть посетителей и он был бы первым, по крайней мере измерившим его.
И вот, в один весенний вечер, уже когда стемнело, Бедфорд решился на подвиг. Надев самодельный брезентовый костюм на случай внезапного ливня, он закрыл дверь на замок, громыхая ключом. Нервные всполохи яичного света от редких ламп на улице свидетельствовали о приближении ненастья, однако новоиспечённый искатель приключений знал, что если не сейчас, то никогда. Под станцией проходил небольшой тоннель, обложенный кафелем: шаги Бедфорда по брусчатке отдавались от стен дребезжащим звоном. Редкие встречные люди одаривали героя взором пренебрежения: только безумец мог выйти в подобный час на улицу, ведь все они, обратно, спешно ретировались домой.
В кармане кителя Бедфорда, надетого под брезентом, было забыто трое гуммиарабиковых мишки, обёрнутых в уже изветшалую салфетку. Дочка заходившей давеча в гости дамы положила их туда в виде сюрприза, но с тех пор необычный подарок так и не был обнаружен. Йоханн Ригель, отец девочки, владел компанией по производству так называемых «танцующих мишек» и лакричных сладостей в Бонне. К сожалению, добрыми намерениями выложен путь к нечистым силам.
Бедфорд шагал по парку и действительно уже жалел о том, что покинул дом в столь ненастное время: резко полил густой ливень из ледяных капель, сапоги, хоть и обычно крепкие, удивительно быстро промокли и хлюпали в также скоро набирающихся в щебне дорожек лужах. Нужно было бы перемотать портянки, но для этого нужно было найти сухое место, коих не наблюдалось.
Но ласково согревающее тепло постепенно возникало из неожиданного места — близко к сердцу. И вселяло в героя напрасную надежду.
Только лишь когда таковое тепло переросло в зудящее жжение, Бедфорд задумался о его причинах — и начал ощупывать себя под брезентовым плащом. Вернее, его пальцы сами собой соскользнули на медленно набухащий карман, желейная разноцветная жижа из которого уже просачивалась сквозь мельчайшие отверстия в ткани кителя. Было крайне горячо и неприятно: куски массы остались на руке и Бедфорд поспешно и безуспешно пытался стряхнуть её, чуть ли не выламывая себе пальцы от отвращения.
Продолжать путешествие, которое в других условиях оказалось бы безобидным, не было смысла. Аналитический мозг пытался найти практичное и правильное решение в столь необычной и глупой ситуации, но события развивались быстрее, чем хватало на любые мысли.
Вдалеке виднелась скамейка, Бедфорд хотел уже направиться к ней, однако, доселе безвредные, мишки, вопреки рациональным законам, росли в логарифмической прогрессии: вот уже один из них высунулся из распахнутого ворота, отрастил подобия медвежьих лап, и глядел прямо в глаза ошеломлённому хозяину. Впрочем, сомнительно, кто был хозяином в данный момент — роли, похоже, тоже резко сменялись.
В глазных впадинах мишки, теперь уже медведя, возрождалось водоворотом пламя, его дыхание выжигало кожу на лице Бедфорда, на ней постепенно начали появляться едкие волдыри, которые незамедлительно же лопались. Однако медведь вылез полностью, покачиваясь встал на ноги, а за ним другой, и третий, и существа окружили мужчину без малейшей возможности побега.
«Фхт… Я. Буду. Говорить». Голос был гулким и рычащим, возможно сам Сатана вещал устами животного. «Ты предал семью, ты не изъявлял ей должного внимания, поэтому ты был проклят… Но было бы смешно, если бы твои мелкие проступки послужили для нас причиной возродиться в этом мире, что нелегко, и разорвать тебя на части, что, безусловно, радующая нас перспектива. Твоя семья лишь совершила необходимый для нас ритуал».
Бедфорд пытался откопать среди паники свои скудные знания по химии, но в голову не приходило ничего, кроме выжимания из лимона кислоты, и тут же паникующее сознание и страх подменяли лимон на самого себя, а капли кислоты на кровь, и сжимал, конечно, его уже один из медведей.
«Должны быть какие-то правила. Даже в вашем мире они есть, я уверен! Расскажите, я найду выход без необходимости кого-то убивать». Он пытался тянуть время, но жара, исходящая от полыхающих медведей, нисколько не помогала думать. Стараясь не смотреть им в глаза, он всматривался в то, из чего они состояли, и это была лишь неравномерно сгущающаяся еле-прозрачная жижа.
«В этой войне уже нет правил, приятель. Ты —лишь материал для создания необходимого нам оружия. Мы свергаем правителей, а такие ходы всегда требуют жертв».
В унисон говорили уже трое медведей, деревья вокруг давно обуглились и выглядели как скрученные в спирали тлеющие спички, а силуэты желейных хищников загораживали луну.
«Нет времени, чувак, прости».